Стаханов, или Кадиевка. В больнице этого города когда-то работала моя мама. Городки-спутники Брянка и Ирмино знакомы мне не по наслышке. Помню ездила к ней на работу трамваем, потом шла через заросший травами и запущенный парк с памятником шахтёру в центре, Он, шахтёр,был в каске, с внушительным орудием труда в руке, разворот скульптуры знакомый, ленинский, целеустремлённый. Памятник я не любила и немного боялась, как будто он меня обидел, хотя особо не отличался от многих других себе подобных с веслом, молотком, снопом. Ничего личного - обычные опознавательные знаки эпохи, в которой прошли наши лучшие молодые годы, её скучные символы-идолы. Он, вероятно, и сейчас там, куда ему, бедному, деться. Помню лица шахтёров, как подведённые чёрным карандашом глаза, большие очереди за пивом в день зарплаты. Унылые люди выстраивались около бочек с пивом. У всех в руках тара: у большинства - трёхлитровые банки, редко - эмалированные бидончики. Дни зарплаты считались у медиков тяжёлыми, потому что число травм множилось необычайно. Ещё помню сирены неотложки по широкому, в две линии, проспекту. Мы с матерью выходили на балкон и молча их провожали глазами . Мать вздыхала и говорила, что где-то в шахте очередной завал. О трагедиях в забоях сообщали шёпотом. Помню ставок под самым больничным забором, тёплый песок под ногами, местного кавалера Мишу из шахтёрской семьи и его соперника длинноногого будущего доктора. Мать с работы забегала на базар. мы покупали ведро вишен и варили для бабушки в Ужгороде вишнёвое варенье. В ресторане напротив подавали удивительно сочных "цыплят табака", которых я никогда не умела есть аккуратно, соус оставался на пальцах и норовил испачкать руку по локоть. Ещё помню кинотеатр в центре Стаханова. Сталинский ампир, большое неуклюжее здание. И собственно всё, кроме великой скуки, переходящей в печаль. Кавалер в письме написал "вышня" и это "ы" уничтожило всю мою к нему любовь, хотя мама с бабушкой прилагали немало усилий. К медику на очередное свидание я не пошла, из-за его невероятной красоты. На парня обращали внимание все женщины, и я чувствовала себя рядом с ним себя неуютно. Ещё вспомнила, был мальчик Фаша (Саша) из приличной еврейской семьи. Фаша подробно излагал мне, девятикласснице и девочке из Закарпатья, перспективы нашего союза и свои карьерные планы. Он жил в самом центре Луганска в элитном районе, построенном немецкими военнопленными, у его папы была машина "Победа", а сам он мечтал поступить в милицейскую академию. мы познакомились на палубе экскурсионного кораблика, который вёз нас по Донцу, Дону и самоё Чёрное море. Я была одна закарпатка, белая ворона среди детей Донбасса, за что все называли меня бендеровкой. В знак протеста пришлось станцевать на палубе в одиночку модный тогда твист. Смотрели молча, оценили и впоследствии тайно зауважали. Фаша оценил больше всех. Выйти замуж за еврея мне захотелось намного позже, увы, так и не удалось. На мамины просьбы поступать в Луганске ответила решительным отказом. Квартиру в Кадиевке мы сменяли с большим трудом ещё в 86-ом. А так бы жила я там, вышла бы замуж за шахтёра в пыжиковокой шапке и подведёнными угольной пылью глазами, родила бы детей и сейчас мы были бы все вместе в царстве змея. Как там, наша бывшая уютная квартирка на четвёртом этаже хрущовки, цела ли? Спасибо тебе,Господи, отвёл ты меня, спас от неразумных решений. Моя бабушка москалька и мама украинка лежат в закарпатской земле, я живу в среди гор Маромароша, а вот абрикосы Донбасса забыть не забуду, пахнут особенно.
Людмила Загоруйко. книги автора купить
Комментариев нет:
Отправить комментарий