Адвент

Advent  – четыре воскресенья, четыре свечи, ранние церковные мессы в честь Пресвятой Девы Марии, утренний туман над Градчанами, коварная Влтава в обруче  каменных берегов, уголки вертепов на улицах. Толпы туристов, глинтвейн, запах еды, шум, смех, карусели, музыка. Старушка Европа, надев традиционный чепчик, светится огнями, готовится к чуду пришествия. В церкви Святого Спасителя, Соборе Святого Николая, десятке других храмах и концертных залах  Праги звучит Бах, Вивальди, Моцарт, Гендель.

Одинокий ангел мокнет под дождём на набережной Дрездена. Zwinger заглатывает толпы желающих попасть в Дрезденскую картинную галерею, светящийся фарфор в экспозиционных залах, мелодичный звон часов на башне, строгая геометрия города, восстановленного из пепла.

Я валяюсь в гостиничном номере, ноги гудят от усталости, глаза слипаются, но почему-то упорно смотрят в экран. Ангела Меркель с лёгким макияжем на лице, который ей необычайно идёт, обращается к своему народу из собора в Кёльне. Говорит тихо, даже вкрадчиво, соответствующе моменту. Через несколько минут отсюда будет транслироваться на всю Германию рождественский концерт классической музыки.

Я хорошо помню кормчего великой страны Брежнева, в Берлине нам показывают знаменитый поцелуй Хонеккера и нашего полутрупа. Маразматическое слияние безумных старцев, остатки берлинской стены, сломавшей жизни семьям и поколениям. Эпоха этого бряцающего побрякушками-орденами человека длилась так долго, что проглотила мою молодость всю без остатка. Жизнь однозначно сложилась бы иначе. Тогда в душе тлел вопрос: «Почему всё так безысходно уныло?»  Ещё двадцать лет назад теплилась надежда. И снова мы идём по кругу, как будто не было ничего, и нет никаких уроков. Сотни тысяч бабушек маразматичек, отголосок злосчастного поцелуя упоения, поют славу эпохе мерзкого молчаливого прозябания в серости. Хай бы себе пели в кружках художественной самодеятельности. Не тут-то было.

 У них, у европейцев Восточной Европы всё позади. Мы долго жили в унижении, покорно слушали чушь, недоумевали, ругали плохих политиков. Надежды рушились, годы шли. Холёный, циничный малообразованный, топорно говорящий на родном русском языке дядька, ещё год назад крепко сидел на троне.  За ним – безмолвствующий Донбасс. Наш человек, земляк, из простонародья, с изюминкой уголовного прошлого, за это мы его и любим. Нет трона, нет дядьки. Донбасс в упорном непонимании. Остались бабушки, уставший народ, бессменный парламентарий Шуфрич (усадил в парламент тот же Донбасс). Остались мы, верящие, что у нашей страны есть будущее. Сколько их, молодых замечательных лиц, наша надежда. Придёт время, бабушки умолкнут, займутся внуками, тихо сядут у телевизора со спицами в руках.

На берлинских улицах выплясывают казахи. Им, вероятно, тоже дома несладко. Приехали в Европу коллективно. Коллектив – это хорошо. Без него страшно.

Третье воскресенье адвента. Ожидание чуда. Любопытствующие китайцы, идущие по европейским улицам плотно, стеной. Моя растерянность после глинтвейна, тихая зависть по поводу беззаботности бытия соседей.

 В маленьком нашем видавшем виды сельском автобусе на галёрке активно обсуждаются действия Путина. Впервые за непростой год. Потихоньку выстраивается гражданская позиция. С интересом прислушиваюсь. Обычно разговоры приземлены, за горизонт привычной жизни не выходят. Сморщенная старушка в чёрном платке рядом со мной печально кивает головой. Говорит неизвестно кому: «В церковь ходите, не к Богу».