зимние хлопоты

Туман вот уже неделю стелется по горам грузинской кепкой, тоненько и плоско.  Под ней, блином, на всю голову и шире, обязательно должен обозначиться он, весёлый, улыбающийся. С нашей стороны профиля с горбинкой не видно, но если сменить ракурс, включить фантазию, то обязательно геноцвали отыщется. Зашёл бы в гости что ли, спел, выпил, закусил. Кинзы, правда, у меня нет, свежей петрушки тоже. Выращивают же их как-то круглый год? Надо посмотреть. Вздыхаю и ухожу с балкона. Что это я, в самом деле? Грузины с утра мерещатся.

Смотрю на пустой двор, серую, без снега землю. Уныло как-то… Но это если только долго вглядываешься в буро-чёрно-серый пейзаж. Сельскому жителю не до созерцательной меланхолии. По дороге целый день кони, запряженные в повозки, развозят на поля гной. Там привезли машину сена, там – дрова. А вон у соседей выставили новенькую будилку, из которой во все стороны расплывается дым. Значит, зарезали паця. Коптят солонину, колбасы, рёбра.  Дрова при этом идут далеко не все. Обычно используют бук, запасливые приберегли ветки яблони, груши, сливы. Тут аромат особый. И не приведи господь, чтобы попалась смерека, мясо будет плохо пахнуть. Вспоминаю запах свежего топлёного сала. Удушающе резкий. Всего неделю назад так надышалась-умаялась, что бросила всё и пошла к приятельнице в бар выпить стопку водки для профилактики. По дороге встретила соседей, двух мужчин. У меня, - хвастается один, - до десяти вечера сало потоплено, джумары-шкварки наладжени, мясо розбиране. Не звезди, - говорит другой.  Ну, слова этого у него в лексиконе, конечно, нет, но смысл приблизительно такой. Я до четырёх утра сало топил.  А я, продолжает другой в том же духе, настаиваю на таком прециденте.  И подливает масло в огонь. У мене – паця, говорит, сто двадцать килове, а може, найбульше. Йо, не верит ему друг, у тебе паця, як котя,  влити (летом) мало не здохло. И стали они кипятиться и, как петухи, друг на друга на полном серьёзе запрыгивать. До драки дело не дошло, сбил мой умеренный скепсис. Мужики надулись и разошлись, а я пошла восвояси за заслуженной в тяжких трудах фронтовой дозой.

А ещё сейчас по субботам на базаре мешками сдают перекупщикам зернятка (грецкие орехи). Они в этом году дорогие, свыше ста гривен за килограмм. Денег выходит много, народ колотит орехи и днём и ночью. Цена упадёт, прогадают, век себе не простят. В прошлый базар видела Галю Белянчиху с целым мешком тыквенных семечек.  Чистенькие такие, прямо сразу в магазин. С орехами Галинка уже давно расправилась. Теперь вот семечки, фасоль и грибы. Зимой надо всё успеть выгодно распродать.

 У Гали мы когда-то брали молоко. На ночлег гостью из Германии мы отправили к Гале, такие были в то время обстоятельства. Иностранка щедро заплатила за постой, о чём в тот же день узнало всё село. Немке так понравился Луг, что она приехала ещё раз, поднималась на Менчул одна-одинёшенька. Так вот  Галя почему-то уже несколько лет считает, что я ей осталась должна пять гривен за молоко. В этом году к деньгам для убедительности или смыслового равновесия  присовокупилась банка. О том, что мы с Мидянкой  должны Гале Трындычихе-Белянчихе пять гривен и банку знает учительница Анна Васильевна, с которой мы в хороших отношениях. Ей наша молочница периодически об этом напоминает, громко кричит и ругается. Лично нам претензий до сих пор не поступало.

Сегодня до обеда я общипывала уток, а вечером мы квасили капусту. Лучше поздно, чем никогда. И так, в трудах и изобилиях мы постепенно приближаемся к зимним праздникам. Живём, как будто ничего не происходит. А как мы будем пировать, когда там… Что будет тогда там? И разве можно вот так жить своей маленькой жизнью, когда там, для чего, зачем, почему?